Расскажите, пожалуйста, немного о себе и о своих Учителях.

У меня было много Учителей. Среди них есть как тибетские, так и бурятские Учителя. На родине, в провинции Летан, у меня было два Учителя. Первый из них, Адон Пунцог Ринпоче, был очень преклонного возраста и почти ничего не видел. Свои глаза он прикрывал красной тканью. Он не проводил со мной специальных занятий, поскольку я был слишком мал, но рассказывал и обучал меня тому, с какими помыслами следует жить, как помогать другим людям. Таким образом, он определял мои жизненные позиции.

Я начал учиться в возрасте шести лет. Второй мой Учитель, Лобсанг Кеджуб, был учеником Адон Пунцога Ринпоче. Он был моим непосредственным Учителем, т.е. тем, кто обучал меня, начиная с алфавита. Он учил меня в течение долгого времени, давал тексты для заучивания наизусть. Я даже получал побои от него, когда не мог справиться с материалом, не мог хорошо прочитать молитвы и т.д. Однако впоследствии это очень помогло мне.

Когда мне было восемь лет, к нам на родину приехал Шивалха-лхарамба. Позже мы узнали, что он был бурятским ламой, родиной его была деревня Судунгуи Агинского национального округа. Вкратце история его такова: он получил образование в Тибете и должен был ехать на родину. Однако из-за известных событий в России путь на родину для него был закрыт. В то время он был одним из мудрейших учителей и самым лучшим лхарамбой и к тому же он состоял в очень хороших отношениях с руководством провинции Летан, поэтому остался в Летане в качестве основного Учителя. Это был человек богатырского телосложения, с красноватым лицом и выделялся среди тибетцев как иностранец. Любой местный житель видел, что он не тибетец, а человек какой-то другой национальности. Шивалха-лхарамба давал много ценных наставлений, обучал ритуалам, пояснял положения в текстах по ритуалам. К сожалению, мне довелось встретиться с ним в малолетнем возрасте, поэтому я не мог получить от него много других мудрых наставлений.

Когда мне было одиннадцать лет, он скончался.

Когда мне исполнилось тринадцать лет, началось китайское коммунистическое движение. Сложилась непростая обстановка, приближалась Красная армия. В эту тревожную пору мой учитель решил, что мне лучше отправиться в Лхасу для продолжения учебы. Перед этим он был в Лхасе и уже через неделю после приезда отправил меня туда с рекомендательным письмом к одному монгольскому ламе, которого звали Тубтен Чойки Нима.

По прибытию в Лхасу, я встретился с учителем Тубтен Чойки Нима, передал ему письмо и рассказал свою историю. Он тоже оказался бурятом. В то время мы не различали монгольские племена, не знали, что они разделяются на бурят, калмыков и т.д. То, что он бурят по национальности, я узнал намного позже. С тех пор, как я покинул свою родину, Тубтен Чойки Нима стал моим коренным учителем. Обучал меня философии, начиная с самого низшего класса Дуйра. Также среди преподавателей Дуйра был и другой учитель - Тубтен Чойки Нима Ринпоче.

Учитель Тубтен Чойки Нима Ринпоче был человеком спокойного, тихого нрава, но когда дело касалось учебы, относился к ученикам очень строго. Я не могу сказать, что совсем не получал от учителя наказаний, но у меня был друг, тоже Ринпоче из Ладакха, который был младше меня, вот ему действительно доставалось. Он знал индийскую письменность и всегда таскал с собой сборник анекдотов, даже на хуралы.

Когда мы с ним приходили к учителю получать разъяснения по текстам, у него выпадала из-под оркимж эта книга. И тут же он получал крепкую затрещину. Надо сказать, что у нашего учителя были толстые пальцы, и кулак был довольно внушительный. Затем он начинал искать другие книги в оркимж моего бедного друга и, если находил, результат был тот же. Мы так боялись этого, что наши души едва не вылетали из нас.

Учитель был очень строгим по отношению к нам по части учебы. От нас он требовал, чтобы мы прилагали все усилия к учебе. Благодаря такой доброте учителя мы за три-четыре года очень хорошо у своили материал, изучили много текстов, усиленно занимались. В нашей группе было около 30-40 человек в возрасте от 12 до 18 лет. Мы вставали по утрам очень рано и шли к нему на занятия. После нас занимались ученики постарше, от 18 до 20 и даже до 30 лет. Также было много старых монахов, которые получали у него наставления.

Через год после моего приезда Тубтен Чойки Нима Ринпоче стал Дульва-хамбо. Это означает следующее. Раньше в Лхасе был монастырь, который назывался Дульва. Потом он перестал существовать, но должность хамбо этого монастыря осталась. Эту должность и получил наш учитель. Получить должность хамбо очень сложно. Для этого сначала нужно получить звание геше. Затем собираются монахи, имеющие звание геше, и сдают экзамены. Самый лучший из них становится хамбо.

Когда он занял должность хамбо-ламы, у него стало меньше времени. Поскольку учитель не мог заниматься со мной много, он отправил меня к другому наставнику. Мой духовный рост полностью зависел от него. Он полностью определял мое будущее, зная, к какому учителю отправить меня. Но через год хамбо-лама снова стал заниматься со мной. Так продолжалось до 1959 года.

В 1959 году мы бежали. Это случилось в марте. В это время шли бои Лхасе между китайцами и тибетцами. Тогда я был уже монахом монастыря Брэйбун, самого большого монастыря в Тибете. Находясь в монастыре, я видел, как монахи гуськом пробирались в Гималайские горы и уходили за границу.

Нас бежало около двадцати человек. Уходили мы, когда солнце перевалило за нижние хребты. Монастырь Брэйбун располагался у подножия горы. Внизу находилось очень много китайцев, и они могли увидеть нас. Вверх по склону попадались большие камни-валуны, скрываясь за которыми можно было дойти до вершины перевала. Уходя, мы сняли с себя монашеские одежды и переоделись в одежды мирян. Некоторые из нас взяли оружие, но у меня его не было. Так, прячась за валунами, мы пробирались вверх по склону и поднялись от монастыря Брэйбун на перевал. Пока добирались до него, наступили сумерки. Внизу, как на ладони, была видна вся Лхаса. Повсюду раздавались выстрелы, были слышны пулеметные очереди, там и тут разрывались снаряды, стреляли пушки, пылали пожары. Ужасная картина.

Мы вскипятили чай, стали держать совет. Кто-то предлагал переждать все в маленьком монастыре в горном убежище. Однако было решено идти дальше на запад, так как оставаться здесь было небезопасно. Чтобы идти дальше, нужно было спуститься с перевала на другую сторону. Спуск был очень крутой, на нем не было ни деревьев, ни кустарников, за которые можно было бы зацепиться. Земля была покрыта жухлой травой, и мы скатились вниз, отбивая себе все, что можно было отбить.

Если говорить о побеге, то он совершенно не был организован. Мы не предполагали уходить далеко, тем более не думали, что придется эмигрировать. Мы всего лишь хотели уйти подальше от Лхасы и переждать это тревожное время. Думали даже добраться до перевала над Брэйбуном, там было убежище - небольшой монастырь, и переждать события там. Однако когда мы добрались до него, нам сказали, что этот монастырь может быть легко обстрелян китайской артиллерией, и оставаться в нем было небезопасно. В других деревнях нам тоже говорили, что вот-вот могут прийти китайцы, поэтому мы вынуждены были уходить все дальше и дальше.

Мы пробирались к югу Тибета, куда направлялись все беженцы. В это время на юге Тибета были непроходимые места, в которых находились тибетские деревни. Туда не проникали китайские войска, и все устремлялись в эти деревни.

Тибет проиграл войну с Китаем. Китайские войска гнали волну эмигрантов перед собой. Мы шли туда, куда нас гнали. Так добрались до Бутана. После было решено эмигрировать в Индию. До этого мы не думали об эмиграции.

В Бутане было хорошо. По сравнению с Тибетом там очень мягкий климат, много деревьев и других растении. Бутанский язык и культура сильно перекликаются с тибетской культурой и языком. Надо сказать, что бутанцы - очень душевный народ. У нас, беженцев, не было никакого транспорта, мы передвигались пешком. Когда приходили в селение бутанцев, нас встречали очень гостеприимно. В домах бутанцев есть специальные комнаты, где устанавливается алтарь. В них они не живут. Встречая нас, они сразу приглашали в эту комнату, и если мы оставались ночевать у них, то полностью обеспечивали всем необходимым.

Интересно, как бутанцы принимают пищу. У них нет понятия, что нужен стол, нет специальных сидений. Они ставят посередине комнаты большой котел, и оттуда каждый член семьи набирает себе еду. В поисках пищи мы распределялись по одному-два человека и отправлялись в селение бутанцев собирать еду.

Если ходить толпой, ничего не соберешь, а по одному-двое можно набрать достаточно еды. Нет никаких проблем в том, чтобы прийти в дом бутанца и взять что-нибудь из еды. Например, когда семья обедает, сидя вокруг котла, мы заходим и усаживаемся за ними. Они сразу накладывают еду в чашку и подают ее нам. При этом никто ничего не говорит. И только после того, как гости заканчивают трапезу, они приступают к разговорам: каково положение в Тибете, откуда бежим и т. д. В дорогу они постоянно снабжали нас рисом, мясом, топленым маслом. Так мы пробирались через Бутан в течение месяца и пришли на границу Индии.

На границе располагался специальный комитет по эмигрантам, состоявший из представителей ООН, Индии и других государств, оказывавших посильную помощь тибетским беженцам. Так мы добрались до Индии.

В Индии я учился и работал. В 1975-77 годах возвратился из Швейцарии ген Агван Нима и по приказу Далай-ламы был назначен хамбо-ламой монастыря Гоманг. Мне удалось получать Учение непосредственно от ген Агван Нимы в течение двух-трех лет. Ген Агван Нима и ген Тубтен Чойки Нима вместе прибыли в Тибет из Бурятии. Конечно, у меня было много и других учителей. Бурятских учителей я считаю своими основными наставниками. Ген Тубтен Чойки Нима являлся Дульва-хамбо и преподавал мне основы философии. Последним учителем, от которого я получил хорошие наставления, был именно ген Агван Нима. К сожалению, я очень недолго учился у него.

---

Встретимся в Шамбале

Документальный фильм американских кинематографистов о Еше Лодой Ринпоче и его ученике Тензине.

Скачать